В. Г. Лисовский, председатель отделения ВООПИ и К

ПРОБЛЕМА ОХРАНЫ ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОГО НАСЛЕДИЯ ПЕТЕРБУРГА НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ (XIX—XX и XX—XXI веков)



Сложившуюся социально-политическую ситуацию рубежа XX и XXI столетий можно рассматривать как зеркальное отображение периода истории дореволюционной России, отделенного от нас промежутком в 100–120 лет. Тогда, на рубеже XIX и XX вв., «старый» русский капитализм на пике своего развития неотвратимо двигался к пропасти, обозначенной 1917 годом. Ныне же молодой постсоветский капитализм, возникший на мутной волне квазидемократических реформ
начала 1990-х гг., ничуть не стесняясь своей криминальной природы, стремительно набирает силу. Капиталисты обоих «призывов», одинаково озабоченные наращиванием богатств, включая и городскую недвижимость, в большой степени влияли и влияют на развитие строительной деятельности.
В предреволюционном Петербурге она отличалась (соответственно быстрому росту населения города)
беспрецедентной интенсивностью. В Петербурге современном частные инвесторы и строительные компании,
оправившись от дефолта 1998 г., активизировались настолько, что ежегодная сдача жилья «под ключ» сейчас достигла
объемов, близких к производительности строительного конвейера Ленинграда середины 1960-х гг.
Однако в наши дни строительство отнюдь не замыкается в границах новостроек советских времен. Лозунг новых хозяев
жизни – «Сделай нам красиво» (обеспечив при этом и приличную экономическую выгоду) – предполагает размещение
«элитного» жилья, дорогих отелей, офисов и магазинов в престижном центре. А это сразу же актуализирует проблему
совмещения старой и новой архитектуры в не меньшей степени, чем столетие назад, когда новые крупные гражданские
сооружения возводились, как правило, в центре столицы. Именно тогда, благодаря выдающимся деятелям культуры


«Серебряного века», важной для общества стала проблема охраны архитектурного наследия, доставшегося нам от эпох барокко и классицизма. Именно тогда возникли основы тех теоретических взглядов и практических мер, которые много позже академик Д. С. Лихачев объединил понятием «экология культуры». Сопоставив два «рубежных» отрезка нашей
истории, приходишь к выводу о том, что по экологии культуры наше время «это не зеркальное отображение, а своего рода «дежа вю» того, что было типичным для конца XIX и начала XX вв. Сходство обоих рубежей столетий определяется прежде всего родством социальной базы и менталитета господствующего класса, в силу которого абсолютный приоритет перед всем, включая и культуру, получают интересы «бессердечного чистогана». Мощные экономические рычаги «рыночных отношений» оказались сегодня несовместимыми с идеями государственного планирования, определявшими генеральные планы развития Ленинграда, а отсутствие действенного регулирования «сверху» строительной деятельности привело к усилению в ней стихийного начала, произвол и мимолетная «вкусовщина», порожденная желанием выглядеть «не хуже других», преобладают над серьезной разработкой художественных задач с учетом контекста ценного исторического наследия. Как тут не вспомнить сказанное В. Я. Курбатовым в начале XX в.: «Все эти выходки дурного вкуса еще не беда, если бы не усиление презрения к действительно прекрасному»1.


Произвол, стремление ублажить пошлое тщеславие или выразить амбициозность новых «проектов» зачастую ведут к потере чувства меры, гипертрофии форм и размеров, утрате способности и желания понять культурное значение памятников прошлого.
Все это помогает утверждению собственного величия и независимости – качеств, которые априорно нельзя допускать в уникальной архитектурной среде центра Петербурга. За большие гонорары архитекторы охотно реализуют желания заказчиков и инвесторов. Впрочем, немало сказывается и явное неприятие современными зодчими любых ограничений их творческой свободы, какими бы благородными соображениями в защиту памятников они ни мотивировались. Город должен постоянно развиваться и не может, по их мнению, быть музеем, его «нельзя заморозить». Приходилось слышать и формулировку, что «город – это лоскутное одеяло» и, стало быть, каждый волен «вшивать» в него любой «лоскут», какой только заблагорассудится.
Впрочем, подобная «лоскутная» идеология в области градостроительства появилась в эпоху эклектики в конце XIX
в., а позднее и во времена распространения модерна и ретроспективных направлений начала XX в. В ходе интенсивного
строительства тех лет, как известно, значительно изменились лучшие архитектурные ландшафты старого Петербурга. К
ним прежде всего относится Невский проспект, в его классической застройке появились немасштабно крупные сооружения,
решенные в иной стилистике (дома Елисеевых, «Зингер», Мертенса, банк Вавельберга и др.). Разноликие, игнорирующие
исторический контекст здания появились на площади у Александринского театра и на Михайловской улице. Офицерский
корпус Уральской казачьей сотни в створе Кленовой аллеи существенно исказил ансамбль Манежной площади и перекрыл
важнейший канал ее визуальной связи с Михайловским замком. Площадь Коннетабля перед ним загромоздили случайные
постройки военного ведомства; их возведение, а равно и строительство несколько ранее цирка Чинизелли исказили вид
панорамы замка со стороны Фонтанки. После ликвидации Адмиралтейства как верфи его открытый к Неве двор застроили
громоздкими зданиями, что отнюдь не обогатило панораму невских берегов. Комплекс клиники Д. О. Отта занял почти всю
ранее свободную площадь Стрелки Васильевского острова, мешая ее восприятию как архитектурной целостности. После
передачи Русскому музею Михайловский дворец утратил при перестройке ряд ценных классицистических интерьеров.


Возведение крупного корпуса этнографического отдела музея на месте восточного служебного флигеля дворца лишило композицию Росси той симметрии, строгого соблюдения которой требовал весь ансамбль. Несколько замыслов градостроительных масштабов, к счастью для города, остались нереализованными. Например, проекты размещения крупных общественных зданий на Стрелке перед Биржей, возле Инженерного замка, на восточной стороне Михайловской площади и на Марсовом поле (где, впрочем, стояло в течение трех лет капитальное здание Скетингринка).
Осознание угрозы разрушения классического центра Петербурга подобными действиями стало мощным стимулом развития просветительской деятельности и историко-архитектурных исследований, что привели к принципиальной переоценке значения архитектурного наследия ХVIII и первой половины XIX вв. не только специалистами, но и «публикой». Ярче всего об этом свидетельствуют хорошо известные ныне статьи А. Н. Бенуа и И. А. Фомина, опубликованные журналом «Мир искусства» в 1902 и 1904 гг., а также статьи, книги и публичные выступления И. Э. Грабаря, В. Я. Курбатова, Г. К. Лукомского и других
историков, художников и публицистов, отстаивавших новый для России начала XX в. взгляд на памятники классической эпохи и требовавших их защиты от многочисленных актов вандализма. Защитниками старины нередко были и архитекторы, но их теоретические соображения и практическая деятельность неоднократно противоречили друг другу.
Первые конкретные шаги по охране памятников были сделаны Л. Н. Бенуа, который в 1895 г. призвал Академию
художеств к протесту против планов перестройки биржевых пакгаузов2. Но это не помешало видному мастеру уже через
3–4 года разработать проект комплекса клиники Д. О. Отта и перестроить здание Волжско-Камского банка на углу Невского
проспекта и Михайловской улицы, нарушив композицию его фасадов, созданную К. И. Росси.
Не раз в защиту памятников выступал и строитель дома «Зингер» арх. П. Ю. Сюзор. В 1907 г. он предоставил свой
особняк на Кадетской линии Васильевского острова для Музея старого Петербурга. Как глава Общества архитекторов–
художников, Сюзор ратовал за то, чтобы оно «обратило особое внимание на охрану памятников и на развитие в народе
чувства уважения и любви к этим немым свидетелям его истории». Для чего в 1907 г. Общество создало специальную
комиссию, в ее состав вошли «не только зодчие, но и живописцы, историки, археологи, писатели, знатоки старого
Петербурга»3.


Однако вплоть до революции в Петербурге, как и в России в целом, охрана памятников старины так и не обрела никакой законодательной базы, оставаясь уделом энтузиастов. Еще в 1911 г. в статье «О пределах вандализма» И. Э. Грабарь говорил о необходимости закона «о принудительном отчуждении в государственную собственность произведений искусства, имеющих
исключительную художественную ценность и подверженных риску погибнуть»4, относя к ним и недвижимые памятники. Действовавшие в столице строительные регламенты требовали для новых построек соблюдения правила красных линий и ограничения по высоте, не касаясь решения художественных задач. Экспертом по художественным проблемам архитектурной и градостроительной практики была Академия художеств: согласно ее уставу, утвержденному в 1893 г., и соответствующей
статьи Устава строительного, на заключение Академии «с художественной точки зрения» следовало представлять проекты
всех «монументальных зданий», сооружавшихся «на правительственный и общественный счет». Это правило соблюдалось,
хотя и не строго, вплоть до 1917 г., не оказав, правда, заметного влияния на практику.
Между тем стремление ввести строительную деятельность в определенные рамки, позволяющие избежать новых
вандализмов, до 1917 г. опекалось достаточно ясно. Оно привело к возврату архитектуры в русло классических традиций и
попыткам создать «стилистический регламент» для сохранения художественной исключительности Петербурга.
Весьма красноречивы по этому поводу некоторые высказывания начала XX в. «Наша столица, – говорил, например,
В. Я. Курбатов в 1910 г., – город исключительной красоты ампира, развивавшегося здесь так, как он не развивался ни в
одном другом городе, и эту красоту старого Петербурга необходимо беречь для того, чтобы создать красоту Петербурга
нового»5.
Размышляя о том, как можно создать «красоту Петербурга нового», Г. К. Лукомский резюмировал: «Лишь цельностью
и выдержанностью стиля облик столицы может быть сохранен и на будущее время». При этом, как полагал Лукомский,
с «помощью систематической, планомерной застройки» можно сформировать ряд «целых ансамблей, цельных картин»,
способных выдержать сравнение с историческими градостроительными композициями6.
Суждения об этом же содержат неопубликованные записки Л. Н. Бенуа, где известный мастер приводит немало примеров
«изуродования старых зданий с нарушением гармонии общей композиции». Среди них: «площадь Александринского театра,
грандиозно задуманная и изувеченная новыми постройками и декорациями»; территория, примыкающая к Инженерному
замку, «где совершенно нарушен ансамбль всех зданий, уничтожена аллея постройкой электрической станции и проч.».


Продолжая рассуждать в другом месте о судьбе театрального ансамбля Росси, Бенуа писал:
«А представьте себе, если бы отнеслись к задуманному Росси с должным уважением и построили все здания, даже не повторяя в точности их фасада в одном характере, – ведь мы бы получили нечто необыкновенно цельное и величественное!»7 Как видим, в приведенных высказываниях этих авторов сквозит мысль о том, что сохранить своеобразие классического центра Петербурга, его «цельность и величественность» предполагалось путем стилистического согласования новых сооружений с историческим контекстом. Однако практически доказать плодотворность такого подхода до революции так и не смогли: даже те новые здания (например, здание Управления Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги у Александринского театра), которые проектировались в характере неоклассицизма, достаточно ясно обнаруживали неспособность гармонически сочетаться с классическим окружением.
И все же мечта о таком сочетании продолжала жить: например, предложенный Л. Н. Бенуа в конце 1900-х гг. «полный
проект оборудования Петербурга в зависимости от насущных потребностей и роста его..., при неизменном основном условии
сохранения художественно задуманных и исполненных частей... нашей столицы»8.
Градостроительные планы Л. Н. Бенуа были отклонены властями, поскольку могли стеснить частную инициативу. И по
этой же причине фактически перестал соблюдаться последний генеральный план Ленинграда, разработанный еще в 1986 г.
А в следующем десятилетии в этот план вошло понятие градостроительных «лакун», в которых нуворишам услужливо
дозволено строить все что угодно. С позиций охраны наследия часть из таких «лакун» – очевидный нонсенс: в их число,
например, вошли предусмотренный К. И. Росси разрыв между Михайловским манежем и левым портиком симметричной
композиции на Манежной площади, заполненный в 2001 г. громадным жилым домом для новой «элиты», а также площадь
перед Инженерным замком, где в 2003 г. соорудили «апартамент-отель», чей высокий брандмауэр ликвидировал последние
остатки перспективного вида на замок с Фонтанки.
Новые «вандализмы», подобные этим (а их число уже достаточно велико), оказались бы, вероятно, невозможными, если
бы продолжал соблюдаться советский закон об охране памятников. Но этот закон, как и генеральный план города, «явочным
порядком» был отменен, а заодно и общественная экспертиза, осуществлявшаяся согласно этому закону Всероссийским
обществом охраны памятников истории и культуры в тех случаях, когда новые градостроительные решения угрожали
архитектурному наследию.
Итак, на рубеже XX и XXI вв. вновь возникла та обстановка беззакония и хаоса, которая в области градостроительной
деятельности Петербурга существовала на рубеже XIX и XX столетий. Ситуация «дежа вю» удивительным образом
подкрепляется и тем, что новые преобразователи Петербурга нацелились на те же районы или те же конкретные здания, что
уже становились жертвами «вандализмов» до революции. Например, еще одна значительная перестройка Михайловского
дворца, задуманная руководством Русского музея, усугубит урон, нанесенный этому произведению Росси в конце позапрошлого века. Восстановление на бывшей площади Коннетабля гидротехнических сооружений времени Павла I при одновременном возведении суперсовременного отеля и сохранении построек конца XIX в. как исторических памятников создает здесь обстановку настоящего «театра абсурда», что вряд ли бы произошло при сколько-нибудь серьезном учете уроков прошлого.
Мы видим процесс «изувечения» новыми постройками ансамбля Александринского театра. Новой перестройке, гораздо более
радикальной, чем в конце XIX в., подверглось бывшее здание Волжско-Камского банка в ансамбле Михайловской улицы. При
реконструкции гостиницы «Европейская» упущен уникальный шанс вернуть этому ансамблю первоначальный, задуманный
Росси вид. Скорее всего, появятся новые включения в ансамбль Невского проспекта: уже спроектирован крупный торговый
центр рядом с Казанским собором, и планируется реконструкция дома No 19. В 2003 г. поспешно закончено «воссоздание»
корпуса Перинной линии, имеющего мало общего с его историческим предшественником. Разрыв между этим корпусом и
портиком Руска по техническим причинам не удалось заполнить, что обрекает портик на еще более странное, чем прежде,
существование в виде отдельного сооружения.
Сопоставление этих фактов с тем, о чем в Петербурге говорили и писали сто лет назад, только подкрепляет ту невеселую
истину, что история ничему не учит. И все-таки, на наш взгляд, еще можно уберечь от полного разорения классический
центр Петербурга, шедевр градостроительного искусства мирового значения. Для этого следует перейти от неэффективной
«штучной» охраны памятников к законодательным путем оформленному «зональному регламенту», который потребовал бы
сохранения всего самого ценного, что есть в Петербурге, как законченной гармонической системы сооружений и пространств,
не допускающей в нее никакого вмешательства. Тогда территория главных архитектурных ансамблей города, объединенных
зеркалом Невы и Невским проспектом, получила бы музейный статус. Бояться такой «музеефикации» никоим образом не
следует, ибо выполнение городом эстетических функций не менее важно, чем все остальное. Непременным условием для
успешного соблюдения подобного режима должно стать наличие действенной (и обязательно независимой) общественной
градостроительной экспертизы, полномочия которой также были бы подтверждены законом.

1. Зодчий. 1907. No 33. С. 349.
2. РГИА. Ф. 789. Оп. 12. 1895 г. No 30 «3». Л. 1–2.
3. Там же. Оп. 13. 1905 г. No 188. Л. 9.
4. Грабарь И. О русской архитектуре. М., 1969. С. 348.
5. ЦГИА СПб. Ф. 582. Оп. 1. 1908 г. No 297. Л. 129.
6. Лукомский Г. К. Современный Петербург. Пг., 1917. С. 9, 12
7. НБА РАХ. Ф. 16. ОП. 1 No 4. Л. 23; No 11. Л. 59.
8. РГИА Ф. 789. Оп. 13. 1908. No 8. Л. 8.


>> К СОДЕРЖАНИЮ >>